Проблемы литератур Дальнего Востока

459 5. Литературы стран Дальнего Востока и ЮВА: прошлое и настоящее Своеобразие языка и стиля поэзии рэнга заключается в применении мно- гочисленных реминисценций из произведений предшествующей литературы, большим знатоком которой был Соги. Об этом свидетельствуют его работы, связанные с прозой и поэзией придворной литературы, а также комментарии (1493) к антологии «Хякунинъиссю» («По одному стихотворению от ста поэтов», 1235), охватывающей всю историю классического стиха [3, с. 268–288]. Вопрос о реминисценциях в поэзии Соги является малоизученным, но тре- бует специального рассмотрения, поскольку касается проблем интертекстуаль- ности как смыслообразующего средства поэзии рэнга , включающей массу пре- цедентных явлений. Творчество Соги освещали такие исследователи средневе- ковой японской литературы, как Кониси Дзинъити [2], Акадзэ Синго [3], Канэко Киндзиро [4], Эрл Майнер [5] и др. Поэма Соги на русский язык не переводилась, но есть перевод на английский язык [5, р. 229–251]. Вариативность интертексту- альных связей обсуждается с привлечением работы Н. А. Фатеевой [6], с опорой на сравнительно-литературный метод исследования. Целью является изучение реминисценций как феномена внутрилитератур- ной преемственности в средневековой японской поэзии. В задачи входит пере- вод и анализ строф о любви из поэмы Соги, насыщенных аллюзивным материа- лом, выяснение специфики межтекстового дискурса. Свою поэму Соги, вероятно, задумывал как последнее наставление учени- кам по вопросам искусства поэзии — конструирования стихотворной цепи. Она вызывала восхищение, была признана шедевром мастера, полным жизненных чувств и артистизма [7, р. 445]. В поэме Соги, несмотря на фрагментарность поэтического повествования, допустимо выделение тематических общностей, восходящих к традиции форми- рования поэтических императорских антологий ( тёкусэнсю ) и поэм из ста строф танка ( хякусю ) [8, с. 139–147]. Четверть строф поэмы — 25 из 100 — проникнуты мотивами любви, которые переплетаются с мотивами сезонной лирики. С осен- ними пейзажами связано 19 строф, что делает осень преобладающим фактором времени в любовных историях. Рассмотрим одну из них [4, с. 199–200, № 32–36]: 露名残なく起きや別れむ Цую нагори наку Роса исчезнет без следа — Оки я вакарэму И расстанешься без сожаленья? Предполагается, что в росе отражен блеск луны. Этот мотив нашел пре- творение во многих стихах предшествующей поэзии, формируя ее мегатекст. В японской классике сложилась система сезонной лексики ( киго ), в которой роса является признаком осени, ее образ стал конвенциональным символом бренно- сти бытия, а исчезновение росы — знаком утрат, скорби, уныния. Готоба-ин Аки но цую я Осенняя роса Тамото ни итаку На рукаве обильно собралась,